«Свой среди чужих, чужой среди своих»

Опубликовано в журнале “Тайны и преступления”, Москва

Гофман был чужим и среди собратьев-юристов, и среди людей искусства. Он ни в чем не был укоренен, ничему не принадлежал целиком, ни для кого не был безоговорочно своим. Он был способным композитором, даровитым художником, блистательным писателем; даже в ненавистной юриспруденции проявлял безусловный талант. В жизни его преследовали бедность, болезни и беды; да и в его сказках конец редко был счастливым. Ярчайший из немецких романтиков, он не был особо популярен на родине, зато в других странах Европы, в Америке и в далекой холодной России любим и поныне.

Амадеус

Эрнст Теодор Вильгельм Гофман родился в семье адвоката Королевского суда 24 января 1776 года в старинном прусском городе Кенигсберге (до 1255 года – Твангсте, после 1946 года Калининград). Большинство его предков (немецких, венгерских и польских) были юристами. Родители рано разошлись, и мальчика воспитывали бабушка и дядя-юрист. Юный Гофман избрал стезю юриспруденции, но всю жизнь рвался в мир искусства (хотя юридические экзамены сдавал блестяще и на государственной службе отличался).

В честь любимого композитора Вольфганга Амадея Моцарта Гофман изменил имя Вильгельм на Амадей – так звался, так жил.

Скитания

Окончив Кенигсбергский университет, он служил в разных чинах. Попытки зарабатывать на жизнь искусством не удавались (из письма к другу: “Вот уже пять дней я ничего не ел, кроме хлеба”), и Гофман вновь возвращался к службе. После вечера в винном погребке Люттера и Вегнера, где Гофман засиживался подолгу, он садился писать; воображаемые ужасы иногда пугали его самого. А с утра уже был на службе. Через его жизнь и творчество чередой прошли Германия и Польша (Кенигберг, Глогау, Берлин, Потсдам, Лейпциг, Дрезден, Познань, Плоцк, Варшава, Бамберг, снова Дрезден, Лейпциг и Берлин), короли прусские, немецкие и польские, император Франции Наполеон… Творчество Гофмана всегда связано с событиями времени; веяния эпохи не проходят мимо него: психология и психиатрия, медицина, педагогика, теория сна, животный магнетизм, механические автоматы, теория электричества… В эпоху наполеоновских войн после разгрома Пруссии Гофма остался без места, свободным художником, обреченным на скитания и бедность. Он пишет: «Как бы мне хотелось пробиться сквозь строй перевертышей, сквозь толпы людей-автоматов, которые осаждают меня банальными пошлостями, – пробиться, хотя бы силой».

Друзья и возлюбленные

Друзьями Гофмана были писатель и философ Теодор Гиппель, соборный органист Христиан Подбельский, художник Алоис Молинари, композитор Иоганн Хампе, актер Людвиг Девриент, гитарист фон Гольбейн… В ближайший же круг его друзей вошли писатели Фридрих де ла Мотт Фуке и Давид Кореф, драматург Кристиан Якоб Саличе-Контесса, а также покровитель искусств Эдуард Хитциг, детям которого, Мари и Фрицу, Гофман посвятил сказку «Щелкунчик и мышиный король». В день святого Серапиона (14 ноября 1818 года) они создали знаменитое содружество «Серапионовы братья», прославленное в одноименном цикле новелл Гофмана. Интересно, что в 1921 году в Петрограде также возникло содружество писателей «Серапионовы братья»: Зощенко, Слонимский, Никитин, Лунц, Полонская, Груздев, Каверин, затем Федин и Вс. Иванов. В 1946 году, когда содружество давно распалось, партийный бонза Жданов оболгал сначала бывшего «Серапиона» Михаила Зощенко, а затем и всех «братьев» заодно с их идейным вдохновителем Гофманом. Только в начале 60-х годов произведения Гофмана начали понемногу возвращаться к русским читателям. Между тем Белинский называл его «одним из величайших немецких поэтов, живописцем внутреннего мира», а Достоевский перечитал всего Гофмана и по-русски и на языке оригинала.

С возлюбленными Гофману везло меньше, чем с друзьями: в юности он пережил страстный роман с замужней фрау Дорой Хатт (старше его на 9 лет), помолвку с кузиной Минной Дерфер, неудачную влюбленность в свою ученицу по вокалу Юлию Марк; наконец, обрел семью с польской панной Мариной Теклой Михалиной Рорер-Тжчиньской (Гофман нежно звал ее Мишей), но дочь Цецилия – первый и единственный ребенок Гофмана – рано умерла…

Музыка

Гофман вначале добился известности как музыкант и музыкальный критик. Его лучшим творением, opus magnum, стала опера «Ундина», написанная по мотивам повести Фридриха де ла Мотта Фуке (переведенной на русский язык Василием Жуковским и вольно пересказанной Гансом Христианом Андерсеном в сказке «Русалочка»). Премьера оперы прошла с небывалым успехом, но позже в страшном пожаре сгорел театр, декорации и ноты «Ундины»: «Декорации к «Ундине» я никогда не забуду: бурная лесная река образует остров, на котором ночью впервые встречаются Ундина и Гульдбрандт под жалобные стоны рыбака, а еще сверкающий красками прозрачный дворец на дне Средиземного моря»…

Наиболее близок Гофману оказался зингшпиль («игра с пением») – комическая опера с разговорными диалогами. Однако не для Гофмана легкость и юмор жанра; герой его первого же зингшпиля «Маска» яростно кричит: «Да, я – безумец, мятущийся против судьбы, против природы, в бессильной ярости грызущий оковы, которыми опутал меня злой рок!» В древнем польском городе Познани труппа Карла Деббелина поставила зингшпиль Гофмана “Шутка, хитрость и месть” на либретто Гете (!), а в Варшаве – «Веселые музыканты» и “Непрошеные гости, или Каноник из Милана”. В Варшаве же Гофман завершил мессу и дирижировал своей симфонией, там звучали другие его сочинения, в том числе фортепианная соната. В Бамберге Гофман выступал в роли композитора, декоратора, драматурга, режиссера и помощника директора театра – и создал образ Иоганнеса Крейслера, своего alter ego («Музыкальные страдания капельмейстера Крейслера»).

Романтизм Гофмана

Немецкие романтики считали искусство единственной возможностью преобразовать мир. Атмосфере будней должна противостоять земля обетованная художников, музыкантов и поэтов, а также темные силы – для равновесия. Так, Гофман изображает Берлин – светло, уютно. Но в почтовую карету и католический храм, в дома и улицы врываются космические бунтующие силы, создавая темную изнанку «доброго и славного» города. Берлинская гостиница «Золотой орел» стала местом действия новеллы «Приключения в новогоднюю ночь», герой которой (господин Суворов) продал дьяволу собственное отражение, а потому завешивал зеркала. (Говорят, что генералиссимус Александр Суворов по причине малого роста не любил свое отражение в зеркале и зеркала повсюду занавешивал).

Романтики считали также, что искусство в идеале своем едино, синтетично. Гофман – музыкант и композитор, художник и писатель – был как никто другой близок к синтезу искусств, но обостренно и трагически осмысливал действительность. Его лучшие сказки напоминают пугающие видения Брейгеля: «Песочный человек», «Щелкунчик и мышиный король», «Золотой горшок» и, в особенности, «Крошка Цахес по прозванию Циннобер» (гениальное прозрение – невиданный герой, которому окружающие приписывают все хорошие черты и поступки других людей). Однако его философские, почти реалистические романы «Житейские воззрения кота Мурра» и «Повелитель блох» – страшнее. Он понимает бессилие романтического противостояния реальной жизни, но только в искусстве и мечтаниях видит жизнь, свободную от «корыстных побуждений и мелочных забот». В сущности, Гофман ставит искусство превыше самой жизни, – это ли не истинный романтизм?..

История Щелкунчиков

В Рудных горах, близ границы с Чехией, есть немецкий городок Зайфен, где летом жители моют оловянную руду, а зимой вырезают игрушки из дерева. Здесь мастер Фюхтнер создал Щелкунчика – деревянного зубастика, забавные щипцы для колки орехов, грубо раскрашенную карикатуру на короля и кнехта, разбойника и жандарма.

В 1699 году местный крестьянин нагрузил тачку местными игрушками и повез на ярмарку в Лейпциг, где выгодно их распродал, особенно Щелкунчиков. С тех пор каждый зайфенский мастер непременно вырезал Щелкунчика. К началу XX века Щелкунчики обрели лики старых солдат, лесников, полицейских и пожарных, а под резцом мастера Рихарда Лангера Щелкунчик стал мужичком с носом-пуговкой и в треуголке. К концу Второй мировой войны Щелкунчик попал и за океан: американские солдаты посылали его своим детям как символ силы и удачи.

Ныне в Зайфене, в Музее разных Щелкунчиков (солдат, лесников, полицейских, пожарных и лукавых мужичков) хранятся работы легендарных мастеров и самый большой в мире Щелкунчик, занесенный в книгу рекордов Гиннесса.

А величайший в мире Щелкунчик родился в 1816 году под пером Гофмана в сказке «Щелкунчик и Мышиный король», где девочка Мари и ее младший брат Фриц переживают удивительные приключения благодаря рождественскому подарку крестного Дроссельмейера.

Сказка поразила воображение русского мальчика Петра Чайковского, создавшего впоследствии бессмертный балет “Щелкунчик” – о том, как любовь и дружба побеждают злое колдовство и саму смерть; о вечной тоске по детству, оставшемуся под огнями рождественской елки. Говорят, Гофман перед смертью вспоминал о Пряничном городе – одном из владений Щелкунчика. В основу балетной постановки Мариус Петипа положил пересказ Александра Дюма, превративший ироническую сказку в мелодраму, которую гений русского композитора поднял до возвышенной феерии. Балетные чудеса можно счесть сном милой девочки – в отличие от оригинала Гофмана, где чудеса реальны: «Мари, как говорят, еще и поныне королева в стране, где, если только у тебя есть глаза, ты всюду увидишь сверкающие цукатные рощи, прозрачные марципановые замки — словом, всякие чудеса и диковинки».

После смерти

Жизни Гофмана и его произведениям посвящена опера Жака Оффенбаха «Сказки Гофмана» и поэма Миколы Бажана «Ночь Гофмана». Гофман глубоко повлиял на творчество Эдгара По, Говарда Лавкрафта и Михаила Шемякина, а также рок-музыканта, лидера групп «Агата Кристи» и «Глеб Самойлоff & the Matrixx» Глеба Самойлова. В честь героини его повести «Принцесса Брамбилла» назван астероид № 640, открытый в 1907 году. Замечательный балет «Коппелия» написан Лео Делибом по мотивам сказки Гофмана «Песочный человек».

Смерть судебного советника

Гофман никогда не читал газет и не беседовал о политике. Но «если вы не интересуетесь политикой, политика однажды заинтересуется вами»: будучи советником Берлинского суда, Гофман стал членом «Следственной комиссии по выявлению изменнических связей и других опасных происков», где он «весело крутился вместе с ведущим колесом государства», преследуя «демагогов» – сторонников национально-патриотического движения, возникшего в период освободительных войн против Наполеона. Не поддерживая подобные движения, Гофман соблюдал объективность и законы, а посему король Пруссии Фридрих-Вильгельм III назвал его «адвокатом демагогов». А в повести «Повелитель блох» Гофман дал себе волю и вывел реальных лиц (в том числе шефа полиции Карла фон Камптца) и процитировал подлинные документы (в том числе заметки фон Камптца на бумагах несправедливо обвиненного студента Густава Авериуса). После этого против судебного советника возбудили судебное дело. Прикованный к постели Гофман был обвинен в оскорблении величества и разглашении государственной тайны. Он продиктовал оправдательную речь, ссылаясь поэтику Жана Поля, Смоллетта, Лихтенберга и других известных сатириков: юрист защищал права литератора.

От суда и тюрьмы его избавила смерть. Друзья, верившие, что в Гофмане воплотилась мечта романтиков об универсальном художнике, установили на его могиле на Иерусалимском кладбище надгробную плиту с надписью:

Э. Т. А. Гофман, род. в Кенигсберге в Пруссии 24 января 1776 года, умер в Берлине 25 июня 1822 года. Советник апелляционного суда; отличился как юрист, как поэт, как композитор, как художник

Умер судебный советник. Живет в веках писатель, приобщивший бюргерское здравомыслие к миру чудес; доказавший жизнью своей, что искусство важнее, чем сама жизнь, и что игрушечная сабелька Щелкунчика долговечней реальных стальных клинков.