Я работаю в Глобе – так ласково называли Globe Institute of Technology. Наслаждаюсь каждой минутой там: прекрасные коллеги, классные студенты. И вот однажды…

Однажды Татьяна, директор департамента по приёму студентов, открывает дверь в мой класс и вбрасывает (это не случайное слово) внутрь мужичка. Затем дверь захлопывается, и я слышу звук закрывающегося замка. Мужичок бросается к двери – но тщетно: она закрыта. Мой новый студент обречённо садится на один из свободных стульев. Класс молча за всем этим действом наблюдает.

Так началась наша незабываемая эпопея под названием “Шариков”.

Новобранец был тощенький, небольшого росточка. Казалось, ничего приметного, что могло запомниться. Однако по классу сразу прошёлся шелест звуков: “Шариков”, “Шариков”. Потом мы узнали, что нашего новобранца звали Сергей К. И ещё узнали, что он очень не хотел идти на курс английского. Таня долго уговаривала его, а потом просто вбросила в мой класс в надежде, что у Милы ему не может не понравиться. Так и случилось. Под конец урока он подошёл ко мне и произнёс: “Вы смешная – я, так и быть, остаюсь.”

А я смотрела на своего новичка – и поняла что Михаил Александрович Булгаков откуда-то с небес передавал нам привет. Малюсенькие острые глазки смотрели на меня из-под густых бровей. Лоб был узкий, и пегие волосёнки росли почти прямо из его середины. Весь мужичок был в постоянном движении, будто искал, как поудобнее устроить свое тело.

Какое счастье, что моя группа была умная, интеллигентная и очень доброжелательная! Позднее они все подружились с Шариковым. Он оказался милейшей и добрейшей личностью. Но истории о нём и с ним до сих пор являются легендой Глоба тех времён.

Идёт лекция по программированию. Железная леди Генриета Львовна царствует на трибуне. Тишина такая, что можно услышать “как муха чешется за ухом” (когда-то услышала эту фразу). И среди этой невероятной тишины переодически раздаётся стон: “Б-р-р… Ничего не понимаю!!!” Это стрaдает  Шариков. Наконец Арина – умница, красавица и негласный лидер группы – не выдерживает: “Шариков, не понимай МОЛЧА!”

Урок английского. Читаем какую-то историю. Натыкаемся на слово circumcision – обрезание. Студенты вспоминают, что этот обычай есть не только у евреев, но и у мусульман. Начинается дискуссия по поводу того, есть ли разница в традицях двух народов. Никто не знает. Дискуссия утихает, продолжаем читать рассказ. Вдруг в тишине раздаётся голос Шарикова: “Я знаю – у мусульман отрезают больше!” Читателю не надо объяснять, что после этой реплики вести урок уже невозможно: весь класс корчится и стонет от смеха.

Умица и красавица  Арина читает Шарикову очередную лекцию о вреде курения (он дымил как паровоз).

– Шариков, кроме того, что ты гробишь здоровье, так ты ещё тратишь уйму денег, которые уходят в дым. А деньги эти ты мог бы потратить на лучший парфюм –  и тогда все девушки были бы твои.

– И ты, Ариночка?

– Как знать…

Шариков счастливо улыбается, вероятно, представляя романтическое свидания при свечах… Потом добавляяет:

– Ариночка, давно хотел у тебя спросить. Ты всё время называешь меня чьим-то чужим именем. Это твоя первая любовь?

“Ревизор”. Немая сцена. Гоголь и Булгаков с улыбкой подмигивают друг другу.

Мы уже прожили в Америке 5 лет, когда наконец-то собрались в “настоящий” отпуск. До этого не было ни времени – я работала 7 дней в неделю – ни, самое главное, денег. Все эти годы надо было как-то строить свою жизнь в новой стране – было не до отдыха. Я складывала цент к центу, доллар к доллару и мечтала…

И вот настал тот самый день! В аэропорту нас встречал смуглый улыбчивый Хуан (Хозе? Хулио? Антонио?). Он подхватил наш богаж, мы сели в машину с кондиционером, и пальмы за окном проносились, приветливо кланяясь нам. Лепота…

Подъехали к отелю (четыре звёздочки). Как и было обещано в рекламе, там был огромный сад, фонтан в центре, настоящие павлины прохаживались по дорожкам. Мечты превращались в явь! Мы зашли в фойе.

И тут смуглый улыбчивый Хозе  (Хуан? Хулио? Антонио?) за стойкой сказал: “Мадам, мы рады приветствовать вас, но… произошёл сбой  в компьютере, и на каждое место у нас забрoнировано ДВА клиента. Но вы не волнуйтесь, мы обо всём позаботились. За наш счёт такси вас отвезет в такой же отель (четыре звездочки) только в нескольких кварталах отсюда”.

Я не успела даже среагировать, как наши чемоданы были в такси, нас “под белы рученьки” подвели к машине, и минут через десять мы высаживались перед другой гостиницей. Впрочем, гостиницей это строение можно было назвать с натяжкой: зал с серыми неопрятными креслами. Тусклый свет давно не мытых ламп. А номер… бетонный пол, простыни непонятного оттенка (помните бельё в советских поездах?).

И я заплакала. Столько ждала, столько мечтала, столько копила. Как тут не поверить в пресловутое Еврейское счастье? Избушка повернулась к нам задом.

Мой сын, Саня, которому в то время было 11 лет, всё это время молчал. Ни слова! И тут он, глядя, как я размазываю горькие слёзы по лицу, заговорил:

– Мама, эта гостиница наверняка намного дешевле, чем та, наша первая. У тебя же есть их телефон. Позвони и узнай – мы ведь можем получить разницу.

– Глупости. Кто нас будет слушать?

– А ты попробуй.

– Отстань. Мне и так тошно.

– А ты всё-таки попробуй.

Просто чтоб не ругаться с сыном я набрала номер.

– Добрый день. Вы нас помните? Мы были у вас. Компьютерная проблема…

– Конечно! Надеюсь, вы хорошо устроились.

– Замечательно! Но мне бы хотелось узнать разницу в цене гостиниц. И эту разницу получить.

Я была уверена, что это был чистой воды блеф. И что меня сейчас пошлют по “известному адресу“. Вот я тогда задам Саньке за его бредовую подсказку!

Но… на том конце провода возникла пауза. МХАТ во главе со Станиславским были бы горд этой паузой. И я воспряла духом:

– Если вы не можете ответить на мой вопрос или решить эту проблему, не переживайте. Я могу поговорить с вашим боссом. Или даже приехать лично, чтоб увидеть его.

Пауза затянулась. Кажется, через провода можно было “услышать” как лихорадчно соображает  Антонио  (Хуан? Хулио? Xose?)

– Мадам, сколько времени вам надо, чтоб собраться и ждать нас у входа?

– Десять минут.

– За вами заедет такси.

Ровно через десять минут мы опять погрузились в машину. И опять прекрасные пальмы за окном кланялись нам в приветствии. В этот раз мы ехали долго и остановились перед… ПАЛАЦЦО! Это был настоящий дворец. Лестница парадного входа. Люстры, диковинные цветы в зале.

– Мадам, мы счастливы что вы выбрали нас! Ваш богаж уже в номере. Есть ли какие пожелания? Мы всегда рады…

Избушка повернулась к нам приветливым передом. Огромный шикарный номер. Какие там четыре звезды? Все шесть!

– Саня, на пляж!

Мы нежимся на бархатном песке. Все мысли, тревоги, заботы где-то далеко. От-ды-хаем. Есть счастье на свете.

– Сандюша, я забыла фотоаппарат в номере. Сбегай, принеси.

Через пару минут мой ребёнок прибегает обратно – глаза огромные. В них изумление и… испуг.

– Мама, там!..

– Что?

– Там!..

Мы бегом возвращаемся в номер. А там…

Огромный букет цветов в вазе на столе.

Блюдо с фруктами: ананасы, виноград, персики. Среди всей этой красоты – бутылка шампанского и два хрустальных бокала.

Настало время посмеяться, потому что реакция бывшего советского человека была:

– Саня, не трогай! Это провокация! Или нам за это не знамо сколько надо будет платить!

Когда мы, удивлённые и испуганные, спустились в зал, милая девушка с чуть заметной ироничной улыбкой успокоила нас:

– It’s on the house (я тогда впервые услышала эту фразу). Мы благодарим вас, что вы оказали нам честь быть нашими гостями. А также ваш первый отель просит прощения за несколько минут огорчения, которые вам пришлось испытать.

– Саня, бегом в номер! Тебе виноград, а мне персики.

Шампанское я так и не открыла.

Но зато выучила очень важный урок: слушайте своих детей – они часто умнее и мудрее нас.

История правдивая и абсолютно невероятная – 3

Как М. Горбачёв купил мне билет в Америку

“Никогда”. Это было главное слово, когда наши родные в 70-е годы уезжали в Израиль или Америку. Никогда не увидимся. Никогда не получим весточку. Никогда не позвоним. Никогда, никогда, никогда.

Мой папа был военный, дa ещё пограничник – а это были войска КГБ. Наши родственники решили эмигрировать. Со слова “никогда” начинались и заканчивались все наши разговоры об этом. Разговоры велись шёпотом. Страх на генном уровне.

Тётя и её семья уехали. Мы осиротели и старались больше не упоминать их, потому что было грустно и больно.

Кто в те годы мог подумать что придёт Горбачев и наша жизнь вмиг так изменится?

Я хорошо помню как однажды вечером, сидя у телевизора, вдруг поняла, что я уже НЕ БОЮСЬ. Всё. Не страшно. Не страшно громко говорить. Не страшно обсуждать родных в Америке. Не страшно… да, совсем не страшно написать им письмо.

И я написала. Уже через пару недель моя сестра Рита позвонила нам из Нью-Йорка. Сколько было ахов и охов! Десять лет. Мы не виделись и не «слышались» десять лет!

И вдруг, в конце разговора, Рита спросила: “Не хочешь приехать в гости?”

Первое мгновение – чувство абсолютного недоумения: разве это возможно?! Это же все равно что спросить: “Не хочешь ли слетать на Марс?”

Но тут же я опять вспомнила что времена другие – что уже не страшно, и что, чёрт побери, почему бы не махнуть на пару недель в Америку!

«Да, – сказала я сестре. – Присылай приглашение”.

Где-то глубоко жила во мне мысль, что этого не может быть, потому что не может быть никогда. И посему я как-то не очень заморачивалась на эту тему и даже нeчасто проверяла почтовый ящик.

Но дней через десять, к моему изумлению, я нашла в почтовом ящике “импортный“ конверт – приглашение приехать в Америку в качестве туристки.

И закрутилось-завертелось! ОВИР, разрешение, виза, обмен денег… всё было сделано так легко и быстро, как будто Советская бюрократия превратилась из уродливой бабы Яги в прекрасную добрую волшебницу. Ура!!! Я лечу в АМЕРИКУ (а несколькими годами раньше меня не пустили даже в “дружескую Болгарию” – не доказала благонадёжность!). Осталось купить билет на самолёт – и…!

И тут, как сказали бы сегодня, случился облом:

– Билетов нет и не будет!

– Как? У меня виза!

– Билетов нет.

– Но мне разрешили!

– Билетов нет.

– Но меня ждут!

– Билетов НЕТ! На год вперед.

–Так что мне делать?

И девушка сжалилась: “Приходите каждый день отмечаться (???), может, кто-то откажется. Не забудьте получить номерок своей очереди.

Блокада? война? очередь за хлебом?

И с того дня мой добрейший папа каждое утро перед работой ехал на улицу Гоголя, где была касса Аэрофлота, и “отмечался” в очереди на билет. Это стало его миссией, сверхзадачей. Изо дня в день, из недели в неделю. Билетов НЕ БЫЛО.

Но была у меня подруга Таня. Мудрая, умная, деловая. Вот я в очередной раз плачусь Тане в жилетку, жалуюсь на жизнь и на Аэрофлот. И вдруг Таня говорит: “Идея! Я еду к тебе, обсудим!”

Mы пьём кофе у меня на кухне и обсуждаем гениальную Татьянину задумку:

– Твоя тётя живёт в Нью-Йорке. Оттуда ей ничего не грозит. Пусть напишет письмо Горбачёву – кто знает, авось сработает? В крайнем случае ты скажешь, что о письме ничего не знала”.

Решено – сделано. В этот же день звоню тёте. Она в восторге от нашей авантюры. Мы не верим в успех, но опять-таки – кто знает?

(Когда мы насовсем переехали в Америку, моя тётушка преподнесла мне копию этого послания как подарок “новому Американцу”).

Москва. Кремль. Горбачёву. Так было написано на конверте.

“Дорогой Михаил Сергеевич!

Я, старая женщина, десять лет назад уехала из Советского Союза. В те времена я была уверена что больше никогда (опять это слово!) не увижу свою самую любимую племянницу. Но пришли Вы. Страна замечательно изменилась. Я поверила, что и в России люди могут жить по-человечески, быть свободными, навещать родных в разных странах. Я верю в Вас и ваши мечты. И неужели из-за … (не буду повторять слово, но оно было в письме) Аэрофлота, который не может найти один билет до Нью-Йорка, я потеряю эту веру?!!”

Подпись, дата и наш ленинградский адрес.

Невероятно, но где-то через неделю у нас дома раздался телефонный звонок:

«Не могли бы вы завтра или в любой удобный для вас день приехать в кассу Аэрофота? – Баба Яга опять превратилась в добрую волшебницу. – На ваше имя забронирован билет первого класса (?!) в Нью-Йорк. Ваш номер… Это будет стоить… Подойдите к окошку… без очереди, просто назовите ваше имя. Мы очень ждём вас и будем рады вас видеть. Письмо министерства авиации с подтверждением получите по почте дня через два».

Так я слетала в гости в Америку. Билет был на шикарное место на втором этаже самолёта (знаете, есть двухэтажные «Боинги»!) Я провела незабываемый месяц со своими родными. Через год мы решили уехать в Америку насовсем. Письмо М. С. Горбачёву хранится у нас как семейная реликвия и память о моей замечательной тёте.

Кстати, тот самолёт в Нью-Йорк летел полупустой. Куда девались пассажиры, которые раскупили ВСЕ билеты на год вперед?

“Умом Россию не понять”…

История правдивая и абсолютно невероятная – 2

Классный журнал 10-го «Б»

Ленинград. Обычная средняя школа среди новостроек около Пискарёвского кладбища. Мне 20 лет, и я – новая “классная” в 5-ом «Б». Мы прожили вместе шесть лет. И вот они уже десятиклассники. Десятый, выпускной класс. Сильные умные мальчишки, красивые умные девчонки. Одна беда: они уже выросли из школы, им там скучно, тоскливо. Каждый божий день Тамара Наумовна, директор школы, вызывает меня на ковер: “Ваш 10-й Б…” Я уже знаю джентльменский набор проказ: сорвали урок, курили за углом, дразнили молодую математичку, сбежали всем классом с литературы и играли в футбол вместо урока… и пр, и пр, и пр. Я киваю, а сама думаю что с этой литературы я бы тоже сбежала.

Мой 10-й «Б» хорошо знал, что глубоко в душе я на их стороне.

Однако и моему терпению однажды пришёл конец. После очередного вызова в кабинет директора я вернулась к своим десятиклассникам и в гневе сказала: “Ну сколько можно пакoстить по-детски? Если решили проказничать, так уж играйте по–крупному!” Я ничего не имела в виду. Это была тирада уставшей училки. Но мы же помним историю про ящик Пандоры…

Поздно вечером раздался телефонный звонок. Звонила Тамара Наумовна. (Hикогда раньше она не беспокоила меня дома). “Людмила Михайловна, вы не знаете, где ваш классный журнал?”

Те, кто учился в СССР в 70-е годы, должны помнить, что в конце учебного дня все журналы должны были быть в учительской. Ученикам туда входа не было. Но это к тому же был журнал 10-го класса!!! Документ, на основе которого выписывался Аттестат об окончании школы. Он по закону хранился в школе ещё двадцать пять лет.

“Не волнуйтесь. – сказала я директору. – Кто-то из учителей выставлял оценки и оставил журнал в классе. Утром найдём”.

Но и утром мы его не нашли. Кошмар, скандал, катастрофа! РОНО, ГОРОНО, расследования!

И я пошла в 10-й «Б».

– Ребята, верните журнал.

Тридцать две пары глаз честно и искренне смотрели на меня: “Людмил Михалн, да как мы могли? Да мы никогда.., да разве ж мы..?”

– Вы понимаете, что вы можете не получить Аттестат? Что это скандал и позор для школы? Что меня могут уволить?

– Людмил Михалн, да как мы могли? Да мы никогда.., да разве ж мы..?

– Но ведь я должна буду сидеть с утра до ночи и восстанавливать каждую страницу и все отметки? Хоть меня пожалейте!

И опять: “Людмил Михалн, да как мы могли? Да мы никогда.., да разве ж мы..?”

Мне таки пришлось сидеть несколько недель и восстанавливать все списки и все оценки за весь год!!! А про ужас проверок и взбучек я просто умолчу.

Закончился учебный год. Цветы, слёзы последнего звонка. Волнения, переживания экзаменов.

Выпускной вечер. Опять море цветов, благодарственные речи, мои, вдруг повзрослевшие десятиклассники, чуть грустные родители. Оркестр. Я танцую вальс со своим любимым учеником Максимом Барябиным. В 10 вечера по традиции школа закрывается, и мы собираемся идти гулять в белую ночь.

– Одну минуту! У нас ещё один подарок для Людмилы Михайловны!

И Саша Мартыненко преподносит мне… вы уже догадались: классный журнал 10-го «Б»!

На каждой странице журнала фото с уроков (как они умудрились снять все это?), стихи посвящённые каждому отдельному предмету, фото мальчишек, курящих за углом школы – летопись всего года в 10-м классе. Я думаю, что мои ребята потратили на это больше времени, чем на домашку. А уж удовольствия было в разы больше! Позднее я узнала, что некоторые родители (!?) принимали посильное участие в этом творчестве.

Что тут началось!..

– Сделайте что–то, – фальцетом заверещала директор Тамара Наумовна.

– Надо жаловаться, – басом протянул завуч Юрий Николаевич.

– Они поплатятся за это, – пригрозила историчка Нина Петровна.

И только я почему–то была абсолютно спокойна: сделать ничего было нельзя, ребята уже имели Аттестаты на руках. Жаловаться можно было разве что родителям, которые были тут же и, казалось, получали удовольствие от происходящего. Поплатятся? Как?

Так журнал оказался моей собственностью, памятью о шести бурных годах прожитых с 10-м «Б».

Прошло года три-четыре. Я работала в другой школе. С 10-м «Б» мы дружили и виделись на каждый день Учителя и мой день рождения. Однажды позвонила мне моя любимица Света Иванова: “Людмила Михайловна, можно мне к вам подъехать?” – “Конечно”.

Света приехала и обратилась ко мне с неожиданной просьбой:

– Можно я заберу у вас журнал?”

– ???

– Я люблю Андрея З. Но мы расстались. Журнал – это единственное место, где есть его фотографии, и его фамилия на каждой странице. Я очень хочу, чтобы журнал был у меня.

Непонятная просьба умной мудрой Светы. И до сих пор непонятная мне самой моя реакция:

– Конечно, я тебе журнал отдам. Но я никогда больше не хочу тебя видеть или слышать о тебе.

Света ушла. С ней “ушёл” мой необычный трофей.

Прошло ещё несколько лет.

1992-й год. Мы уезжаем в Америку. И опять 10-й «Б» у меня в гостях. Традиционный “отвал”. Специально для них. Многие пришли с жёнами или мужьями. Не было только Светы…

Мы в Америке. Всего несколько месяцев. В один из дней “у меня зазвонил телефон”.

– Кто говорит?

– Игорь Макаров («слон»). Я пришёл на “Крузенштерне”, и мы стоим в порту. Можно к вам?

Через час Игорь звонил нам в дверь. После охов и ахов, с улыбкой чеширского кота, мой бывший ученик говорит: “А у меня для вас подарок. Догадайтесь.  И не спрашивайте, как нам удалось забрать его у Светки”.

– ЖУРНАЛ???

Так закончилось почти кругосветное путешествие журнала 10-го «Б».

Он лежит на книжной полке в моей квартире в Бруклине. Порой я листаю его и на одной из страниц читаю начало стишка: “Людмил Михалн сердится, а Мартыненко вертится…”

Любовь: футбол и Кайзер

История правдивая и абсолютно невероятная

Мой папа был страстным футбольным болельщиком. Имена Пеле, Гарринчи, Эдуарда Стрельцова, Валерия Воронина произносились в нашем доме так часто, будто они были членами нашей семьи. Папа заразил меня футболом. Он на полном серьёзе обсуждал с маленькой девчонкой “пас пяткой”, “удар в девятку”, “сухой лист” Лобановского и «бразильскую систему».

Эта история случилaсь кoгда мы жили в Чите. Самое начало 70-х. Брежнев, застой, “железный занавес”. Закрытый город, где большинство населения – военые и их семьи. Улица Ленина. Два квартала влево от неё – тайга, два квартала вправо – тайга.

Ура! Нам провели спутниковое телевидение: теперь мы можем смотреть передачи из Москвы. Мы можем смотреть НАСТОЯЩИЙ футбол!

И я – влюбилась. Это была любовь с первого взгляда: немецкая сборная и её капитан Франц Беккенбауэр. Кайзер Франц – Король! – был великолепен. Гибкий, стройный, лёгкий, невероятно умный на поле. А как он был аристократически  красив… Я смотрела на его игру как на магическое театральное действо. Всегда улыбка: “Я всё знаю про эту удивительную забаву– и никто меня не обыграет!”

Я поступиа в институт. Английский факультет. Второй язык – немецкий. Познакомилась с девочкой Сашей. О, чудо, она тоже любит футбол и Кайзера.

И у нас появилась идея. Но сначала надо было хоть немного выучить немецкий. Все студенты нашей группы немецкий ненавидели и презирали. Но не мы с Сашей. Мы были лучшими, занимались истово и очень скоро могли сносно говорить и писать на немецом.

Наконец-то мы сможем сделать ЭТО: написать письмо Францу Беккенбауэру.

И вот что мы написали:

“Уважаемый Герр Беккенбауэр, пишут вам две пожилые женщины из далекой Сибири (СССР). У нас есть внуки – они хулиганы и не слушают маму, папу и бабушку. Но они очень любят футбол, и Вы – их любимый игрок. Помогите нам, дайте нашим внукам совет – Вас они послушаются.

С уважением…”

Ох, как мы веселились, как были горды своей задумкой. Это был настящий кайф, как сказали бы сейчас.

Саша купила конверт, и своим красивым почерком подписала: “Германия, Мюнхен, “Бавария“, Франц Беккенбауэр” (на деревню дедушке).

Мы бросили конверт в почтовый ящик и, довольные собой, забыли о письме. Помните, я была дочерью военного и очень хорошо знала значение слов “цензура”, “особый отдел” и пр. Именно поэтому мы были уверены, что дальше мусорного ящика на ближайшей почте наше письмо не пойдёт. Да это и не важно: главное – мы это письмо написали!

Прошло два или три месяца. Как-то поздно вечером у нас раздался стук в дверь. Я побежала дверь открывать – там стояла наш почтальон, тетя Маша. В этом не было ничего удивительного. Она многие годы разносила почту в нaш дом и любила приносить письма “лично в руки”. Но в этот раз удивительно было выражение её лица – смесь ужаса, изумления, неверия, и ожидания чего-то. В руках у неё был большой сверток в глянцевой бумаге «не нашего» качества. “Вам посылка… из Германии… ЗА-ПАД-НОЙ…“ – сказала она, заикаясь. Сейчас я понимаю, что это была первая в долгой тёти-Машиной жизни “импортная“ посылка.

В своей комнате я открыла эту посылку. Мама моя дорогая!!! Там был огромный перекидной календарь на замечательной бумаге с фотографиями игроков “Баварии“: Мюллер, Нетцер, и, конечно, Король во всём великолепии. Был ещё набор открыток, где был только Беккенбауэр, с его автографами. И среди всей этой прелести было письмо на фирменной бумаге (мы долго потом с Сашей переводили его):

“Милые Фрау, мне очень лестно, что в далекой Сибири знают и любят немецкий футбол. Спасибо Вам за письмо. Внукам своим передайте, что если они будут хорошо учиться и слушать родителей, а особенно бабушку, это поможет им лучше играть в нашу любиую игру и добиваться хороших результатов. С уважением, ФРАНЦ БЕККЕНБАУЭР“.

Мой милейший, добрейший, самый любящий папа никогда не кричал на меня так, как в тот вечер. Я думаю, что генетическая память тут же нарисовала ему ГУЛАГ, арест, разжалование, ссылку семьи. Однако, к нашему удивлению, наш сосед – папа Валерки Маринина и, одновременно, начальник Особого Отдела, по-прежнему улыбался мне при встрече и, как всегда, говорил: “Мила, когда ты уже подтянешь моего оболтуса по математике?”

Прошли годы. Мы перехали из Читы в Ленинград. Моё сокровище переехало с нами.

Пришёл Горбачёв. Он открыл границы. Мы решили эмигрировать в США. И тут встал вопрос: что мы можем взять с собой? Конечно, самую малость. И, конечно, какие-то “бумажки-картинки” не могут занимать место в багаже где каждый грамм на вес золота.

Я раздала все своим друзьям.

Сейчас, оглядываясь назад, безумно жалею об этом.

Но не только жалею. Я до сих пор думаю и не перестаю изумляться какому-то чуду: как наше “на деревню дедушке” письмо прошло советскую цензуру и пересекло границу? Как это письмо дошло до Мюнхена и нашло своего адресата? Кто прочитал наш опус и кто решил написать ответ? (Конечно, не сам Кайзер – но ведь кто-то из его агентов, помощников). И как это письмо из ЗА-ПАД-НОЙ Гремании добралось обратно до маленького советского города? Я никогда не узнаю ответы на эти вопросы. Но тогда я поверила, что чудеса случаются. И верю в них до сих пор.

И до сих пор, когда вижу Короля – седого красавца – на футбольной трибуне или вместе с новыми, молодыми игроками – моё сердце замирает, как у той девчонки-подростка из далекого сибирского городка.