Моя смешная жизнь: Записные Книжки

Записные Книжки 5 – Издательство

Наше частное маленькое издательство располагалось в огромной приарбатской коммуналке, (близ проспекта Калинина, носившего ядовитое прозвище «Вставные челюсти Москвы»), где из всех многочисленных жильцов выжил только владелец издательства (остальные выехали «за невозможностью проживания в условиях квартиры номер…») и с тех пор много лет находился в счастливом ожидании то ли капремонта, то ли выселения. Выглядела эта квартира не по-булгаковски «нехорошей», а просто фантастически грязной (в особенности кухня) и вся была пронизана сырыми сумрачными коридорами и коридорчиками, ну, как в катакомбах. Тем не менее, дверь в ней практически не запиралась, кроме как ночью, и вечно проживали разные удивительные люди: то интеллигентные авторы из ближних и дальних городов и стран, то небывалые одинокие странники (египтянин в высоких сапогах летом, африканец с дредами в разноцветном вязаном берете круглый год, бывшие и нынешние жены и возлюбленные издателя и многие другие), а то и рок-группы. Одна из рок-групп приехала с гастролей в спальном автобусе, в котором прозрачным было только стекло кабины водителя, а вся остальная часть этого транспорта была покрыта толстой коркой пыли и грязи, и на окне красовалась надпись, выведенная мокрым пальцем: «Танки не моют!»
Эта рок-группа затеяла киносъемку клипа в «гостиной» – самой большой и наименее грязной комнате. Ободранные стены оклеили широкими полосами принтерной бумаги, ужасающую мебель повыносили – и процесс пошел. Стоит за камерой молчаливый кинооператор, спичку из одного угла рта в другой молча пережевывает, за ним – музыканты с инструментами, а посередине – солист в длинной белой ночной рубашке, под которой на сердце затаился пластиковый пакет с красной краской. Репетируют. Солист поет, плачет, приставляет к сердцу страшный черный пистолет, делает вид, что стреляет, – а если бы и вправду выстрелил, то одновременно дернулась бы веревочка и краска рванулась бы из пакета, как из пробитого пулей сердца. Ладно, отрепетировали пару-тройку дублей. Режиссер командует: «Мотор!»; оператор выплевывает спичку и напрягается; солист поет, плачет, приставляет К ВИСКУ страшный черный пистолет, делает вид, что стреляет, одновременно дергается веревочка и краска рвется из пакета, как из пробитого пулей сердца, пачкая мощной струей белую ночную рубаху и белые принтерные стены… Обычно молчаливый оператор в шоке говорит солисту: «Ну, ты бы еще через жопу себе сердце прострелил!» А тут вдруг входит интеллигентная мама издателя, оглядывается и информирует сына: «Ой, Димочка, а тебе опять все стены кровищей заляпали…»

***

Пришли однажды рэкетиры: стучат, звонят (дверь, естественно, открыта, но им так просто западло входить). Я иду открывать. На пороге – двое блондинистых громил ростом под потолок и один мелкий рыжий посередине; все трое – чуть за двадцать, одеты в синие шелковые спортивные костюмы с красным кантом типа генеральского на штанах. Мелкий рыжий, само собой, оказавшийся главным, спрашивает сквозь зубы: «Это издательство?» Я, с улыбкой от уха до уха, тепло отвечаю: «Да, это издательство, а я как раз редактор, так что если вы принесли рукопись, то она попадет в надежные руки». Рыжий, слегка одурев: «Рукопись?!» – и идет себе по квартире, а громилы так и держатся по бокам. Все трое дико озираются по сторонам, явно глазам своим не веря, а им навстречу то африканец в береточке, то египтянин в сапожищах, то дамочка в рваной ночнушке. Доходят до кухни, а тем временем и издатель подоспел. Его-то рыжий и спрашивает, с ужасом оглядываясь: «Вы прямо тут прямо так и жрете, что ли?!» Издатель ему безмятежно: «Ну не голодать же? А вот, кстати, и книги, которые издаем, а вот и сейф бухгалтерский , если кому интересно, настежь распахнутый, всегда пустой». Троица отвернулась и молча промаршировала к выходу. Издатель пожал плечами и вернулся к делам, ну и мы за ним. Я, само собой, в шесть ноль-ноль домой, к семье, так что о дальнейшем узнала только от очевидцев.
Ближе к полуночи снова звонок и стук в дверь. Издатель открывает. Один громила с трудом удерживает стопку коробищ с пиццами, а второй – ящик водки. Рыжий идет прямо на кухню; те «двое из ларца, одинаковы с лица» – за ним, вываливают продукты на стол, расставляют пластиковые тарелки и стаканы из тех же коробищ; а разнообразный народ в закромах квартиры ароматы унюхал и начинает просыпаться и тянуться к пище и питию. Сидят, выпивают, закусывают, беседуют, все больше о политике. Наконец рыжий, вдруг вспомнив, спрашивает издателя: «А редактор твой где?» Издатель честно отвечает: «Домой уже давно уехала». Рыжий подумал, помолчал, продолжил банкет, а потом, под утро, уже с порога, крепко обнимая издателя на прощанье, говорит ему: «Хороший ты мужик, Димыч, звони, если что… но вот РЕДАКТОРА ТЫ РАСПУСТИЛ!»

***

По дороге на работу я страстно разгадывала кроссворды: в перестройку стали выходить маленькие такие толстенькие книжечки. И вдруг обнаруживаю в одном кроссворде, что все слова, которые я могу угадать, – абсолютно неприличные. А самое обидное, что остальные неприличные слова я просто не знаю! Прихожу на работу и жалуюсь коллегам. Молодые мои коллеги, обычно погруженные с головой в интернет, сразу оживились: а нам покажите! Показываю. Они тоже не могут слова эти похабные угадать, как ни странно. Ясное дело, работа полностью остановилась, интернет закипел, по всему земному шару полетели запросы. К концу дня сдался весь русскоязычный мир на планете. Коллеги подходят ко мне. Я достаю книжечку, листаю странички с ответами и вижу: «Ответы на кроссворд номер такой-то НЕ МОГУТ БЫТЬ ОПУБЛИКОВАНЫ ПО ЭТИЧЕСКИМ ПРИЧИНАМ». О, какими новыми неприличными словами наши ребята обзывали составителей кроссворда!..
А ведь все сотрудники весьма грамотными были именно в этом отношении; к примеру, наша очаровательная нежная восемнадцатилетняя секретарша – настоящая Варвара-краса, длинная коса, – в первый же рабочий день увидев, что стрелка на часах показывает цифру шесть, мгновенно оделась, провозгласила: «А ПОЙДУ-КА Я ОТСЮДА НА Х…!» – и таки пошла.

По странной ассоциации эта история напомнила мне известный филологический анекдот. На кафедре сравнительного языкознания разгадывают кроссворд. Дошли до слов из шести букв, вторая «и», означает полный крах. Все доктора, профессора и доценты додумываются только до слова «п… ец», а оно не подходит. Наконец, юная секретарша, тихо сидящая в уголке, робко вступает в игру: «Может быть, ФИАСКО?»

***

Перепал нашему издательству дивный заказ на мемуары (подарочное издание! в цветной суперобложке!) бывшего начальника Байконурского космодрома. Две тысячи экземпляров этакой красоты. И точно в договоренный день приехали к нам три полковника получать заказ. Достаю я из ящика одну из книг и вдруг с ужасом вижу одну и ту же скандальную опечатку на обложке и на суперобложке: в инициале автора вместо буквы А – буква Л!! А полковники-то уже ждут в позиции низкого старта. Я им говорю: «Так, никто не нервничает, эта беда легко поправима, сядем мы все, сотрудники, сегодня в ночь, с хорошей выпивкой и закусочкой, в хорошей компании, за хорошим разговором, и черными шариковыми ручечками проставим две тысячи перекладинок у буквы Л. Давно мы так не сиживали». Полковники переглянулись и отвечают: «Пожалуй, мы и сами так давно не сидели. Сами поговорим и попишем перекладинки за хорошей закусочкой. Грузите, ребята!»

***

Приходили публиковать свою нетленку чиновники из мэрии и других «коридоров власти», обычно не страдая излишней грамотностью или деликатностью. Один принес рукопись для маленькой брошюрки и сразу в крик: «Но только чтобы грязные руки ваших редакторов моих воспоминаний не касались!» Я спрашиваю: «А заголовка на обложке можно коснуться?» – «А что вам в моей обложке не нравится?» – «Да вот название вашего родного города пишется обычно ЕкатерИнбург, а у вас ЕкатерЕнбург». – «Не ваше дело, что там обычно пишут. Правильно – у меня!»

***

Выпивали мы однажды в той самой издательской кухне в разнородном, как всегда, обществе. И талантливый молодой преуспевающий торговец недвижимостью за полминуты провел со мной мастер-класс на тему богатства и бедности:
– Вот у вас, Риммочка, денюжек нет и никогда не будет, потому что вы их НЕ ЛЮБИТЕ!
Я возмутилась:
– Чего это – не люблю?! Люблю! Все любят, и я люблю!
– Не-ет! Вы любите их тратить, покупать что-нибудь, путешествовать, подарки дарить… А ДЕНЮЖКИ НАДО ПРОСТО ЛЮБИТЬ как таковые. Вот я их люблю – и они у меня есть. И еще будут.
И это правда.

***

Единственную за все время работы в этом издательстве, зато очень серьезную оплошность я допустила в издании изящнейшей книжки по заказу потомков Пушкина (проживающих, естественно, во Франции, но русский язык сохранивших): слева – лирика Пушкина (из советской академической Пушкинианы), справа – переводы этих стихотворений на французский. Никто в издательстве мою ошибку не заметил, а вот потомки поэта оказались пограмотнее: у нас везде в русском тексте было напечатано слово «Бог» С МАЛЕНЬКОЙ БУКВЫ! Как у академиков советских…