Моя смешная жизнь: Записные Книжки

Записные Книжки 2 – Уж Замуж Невтерпеж

Прошу парикмахершу: «Сделайте, пожалуйста, чтобы у меня был не такой интеллигентный вид!» Она отвечает: «С ЭТИМ ВАМ НИКТО НЕ ПОМОЖЕТ…»

Студенческая гулянка. Сокурсник мужа, узнав, что там будет барышня из МГУ (всего лишь я), долго готовился, чтобы не ударить лицом в грязь. А уже прилично выпив, отважился интеллигентно пошутить и вместо традиционного «спутал х… с пальцем» попытался сказать «спутал одно место с пальцем». Однако вслух сказал: «Спутал Х… С ОДНИМ МЕСТОМ». Тоже красиво.

Станция электрички, с которой отправляемся на дачу по выходным. Пятница. Толпа ждет свой поезд. Группа работяг в оранжевых жилетах перекуривает у платформы. Вбегает типичный чеховский дачный муж с диким взглядом, по-советски обвешанный множеством сумок с продуктами, и, задыхаясь, обращается к работягам: «Э-э, а вот эта электричка, КОТОРАЯ ТОЛЬКО ЧТО УЕХАЛА, она в Румянцево останавливается?». Ближайший работяга неторопливо докуривает, гасит окурок о подошву и отвечает: «А тебе УЖЕ не один х…?»

Эпизод из той же электрички. За моей спиной сидит явно пьяноватый мужичок и все ко мне прикалывается: «Эй, красуля, покажи личико! Не боись, кругом народ!» – все такое. Через пяток остановок я не выдерживаю и поворачиваюсь к нему всем своим ярко выраженным иудейским личиком: «Ну, что?» Мужик расплывается в широчайшей улыбке: «Ой, ё… Скажи мне, ветка Палестины!…» Ишь ты, думаю, грамотей, не кого попало, а Лермонтова помянул. Уважаю.

В нашем дворе с веселым щенком бульдога гуляет серьезный хозяин в камуфляже и подает команды. Вдруг щенок подбегает ко мне и добродушно облизывает мою руку. Хозяин: «Джек, сидеть! Ты с ума сошел, что ли, ПОЧЕМУ НЕ КУСАЕШЬ ТЕТЮ?!»

Мы с мужем в отпуске в Абхазии, в городе Гудауты. В буфете у пляжа табличка на русском языке: «ТУР ХУР СКРЫ». Спрашиваю буфетчика, что это. Отвечает: «Не видишь сама – ТУРУБОЧКИ ХУРУСТЯЩИЕ С КРЭМОМ!» Или, к примеру, в местном гудаутском зоомагазине табличка странного пола: «ЦАПЕЛЬ».
(Кстати, в Москве тоже бывали проблемы с родным русским языком. В нашем гастрономе висела табличка: «Студень ГОВЯЖЬЯ». Я терпела-терпела, а потом говорю продавщице, что студень – мужского рода. Ладно. На следующий день табличку поменяли на: «Студень ГОВ»).
Из Гудаут мы решили съездить в соседний город Сухуми, посмотреть обезьяний питомник. Электричку еще долго ждать, а толпа на перроне уже собралась, у каждого в потном кулаке зажат рубль. Спрашиваем, кого ждут. А вот, говорят, скорый скоро проедет, «Москва – Сухуми». Так он же здесь не останавливается?! А за рубль, говорят, остановится. Что нам терять – достаем два рубля и ждем. Скорый притормаживает, ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ, проводники впускают всех, собирают рубли, поезд трогается и едет себе в Сухуми. Я шучу с проводником: а как насчет самолетов? Оказалось, не шутка это была. Когда мы летели назад в Москву, самолет ДВА ЧАСА ЖДАЛ одного веселого пассажира после банкета по поводу защиты диссертации.
Поехали мы как-то из тех же Гудаут к тетушке нашей квартирной хозяйки по имени Дзаква, жившей в ауле в предгорье. Дома великолепные (не одно поколение строило): перый этаж каменный, второй из бревен. Однако удобств как-то уж очень маловато, то есть ну вообще не видать; я спросила, где можно в туалет сходить, а тетушка Дзаква ответила: «Везде». Как это?! Да так, везде, а лучше всего на огороде: аул же на склоне горы, дожди все смоют, но часть удобрений останется… Зато земля потрясающая, прямо у дома растут и кукуруза, и инжир, и грецкие орехи, да все на свете, и никто ни за какими растениями специально не ухаживает: что-нибудь всегда вырастет само. За коровами тоже особого присмотра нет: утром их доят и выпускают со двора пастись на горе, и вот эти худые лохматые коровы лезут на гору боком – две правые ноги, потом две левые. Вечером они таким же манером спускаются, их опять доят и двор на ночь запирают. Ну и все. Молока они дают по литру в день. Я даже спросила, почему бы не завести хорошую молочную породу. Тетушка Дзаква ответила: «За этими голландскими неженками нужно смотреть, сено им заготовлять, а так если мне нужно будет десять литров молока в день, так я заведу десять таких же неприхотливых коров». Кур, правда, кормят. Однако тетушка рассказала, что на окраине поселились русские пожилые пенсионеры, вот они за своим садом-огородом так ухаживают, что всегда все растет и зреет. Мы пошли поглядеть. Оказалось, правда, что пенсионеры эти – украинцы (через много лет точно так же в Нью-Йорке всех русскоязычных иммигрантов – и грузин, и узбеков, и литовцев, – будут звать русскими); но огород у них был воистину уникальный. Например, на веточку под каждым завязавшимся помидорчиком был надет бумажный воротничок от гусениц, и даже был он вырезан фестончиками по краю! Неудивительно, что паттисоны у них созрели размером с дыню, огурцы – с баклажан, а случайная тыква, семечко которой занесло на навозную кучу, – не с карету, конечно, но с детскую коляску наверняка.

Севастополь в ту пору был закрытым городом, а посему чистым и красивым: женщины в белых платьях, моряки в белых кителях, везде цветут розы (как в Израиле, между прочим: земли практически нет, сплошной камень-известняк). Народ привык к самостоятельности и решал возникающие проблемы, как правило, не привлекая органы и власти. К примеру, мой дядюшка жил в микрорайоне из четырех пятиэтажек, образующих замкнутый колодец. И вот к одной морячке повадился любовник: прикатывал перед рассветом на «Запорожце» и отвратительно гудел; она просыпалась и открывала ему балконную дверь на первом своем этаже. Жильцы ему раз сказали, чтобы он их не будил, два сказали, а на третий раз, пока он услаждался с дамочкой, с пятого этажа аккуратно на жестяную крышу автомобиля сбросили огромный твердый недозрелый арбуз. Крыша «Запорожца», естественно, не выдержала, и арбуз, хрястнув, распластался на заднем сиденье. Больше мужик туда не ездил. Уважаю.
От папиной работы там была база отдыха, но чтобы оформить путевку, необходимо было не просто пройти диспансеризацию у участкового терапевта, но и принести справку ОБ ОТСУТСТВИИ ВШЕЙ. Папа сказал, что в последний раз он такую бумагу видел в 1944-ом году, разбирая немецкие документы в освобожденном нашими городе: называлась как-то вроде аусляузеншайн, то есть справка об обезвшивлении. Родители долго искали и наконец обнаружили единственную на всю Москву санитарную станцию, где давали нужную справку, на самой дальней окраине. Поехали. Сидит юная барышня. Бросает небрежный взгляд на папу (который наголо брил голову) и немедленно заполняет справку. Папа удивляется: «И все?!» Барышня лениво отвечает: «А что мне, наличие лобковых вшей у вас проверять?»
Справка в Севастополе не понадобилась.

Еще немного об отпуске. В курортной Алупке наша квартирная хозяйка интимно делится: «Обычно я беру в жильцы одиноких молодых офицеров – У НИХ КАЖДЫЙ ГОД ДИСПАНСЕРИЗАЦИЯ!»

Еще немного о медицине. Приятельницу положили в хирургию с опухолью в груди. А процедура такая: лежит она на столе, из опухоли взяли пробу на биопсию, вот женщина и ждет – будут ей опухоль удалять или, не дай бог, всю грудь. Пока суд да дело, чувствительный муж бежит к врачу со слезами: «Ах, ох, не убирайте ее грудь, я этого не переживу!» Врач на него смотрит неодобрительно и говорит: «Я не понял, мужик, тебе жена живая-здоровая нужна или титька? Если титька, то вон там у меня их целое ведро!»

Дежа вю.
Помню из детства: мама с папой собираются в театр. Папа при полном параде стоит и легонько постукивает пальцем по циферблату своих «Командирских» часов (надетых на левую руку, циферблатом к себе), а мама бегает по квартире в юбке и комбинации: «Ну где же моя блузка, только что ведь видела?!»
Через много лет. Я замужем, мы с мужем собираемся в театр. Я в полной боевой раскраске и при полном параде, пусть и штатском, стою и постукиваю пальцем по циферблату сугубо дамских часиков (однако надетых на левую руку, циферблатом к себе), а мой молодой муж бегает по квартире в брюках и майке: «Ну где же моя рубашка, только что ведь видел?!»

Пригласил меня брат на кинофестиваль. Идем, гордые, с билетами в кармане. А у входа бродит такой гоголевский кобелек-попурри на тонких ножках, ко всем подходит, пиджачок распахивает и что-то интимно шепчет. Подошел и к нам, распахнулся – а там понашиты карманы в страшном количестве и изо всех торчат билеты на фестиваль! И шипит он нам рекламно: «Рекомендую, СЕКС И ЖЕСТОКОСТЬ!!» Наврал, между прочим: шел итальянский фильм «Блеф», веселая криминальная комедия с Адриано Челентано.

Ничего никто зря не выбрасывал в те бедноватые времена. Приезжаю к подруге на дачу. А там как раз ее папа-генерал, брат-майор и штатский муж крышу чинят: все трое наряжены в странные такие майки сплошь из дырочек, на головах – носовые платки, завязанные на четырех концах узелками, а главное – в три пары старых ПАРАДНЫХ СИНИХ ГЕНЕРАЛЬСКИХ БРЮК с красными лампасами.

Впрочем, жили и выживали в однаковые времена по-разному. В подъезде над моими родителями поселилась деловая семья: он – зубной врач, она – зубной техник (что он не вылечит, то она протезирует). Однажды мама зашла к ним за каким-то «надом», а хозяева смурные какие-то, опечаленные. Мама спросила, что случилось; они объяснили, что в гостиной на столе под парчовой скатертью они всегда держали три-четыре тысячи рублей на мелкие ежедневные расходы (для сравнения: наш двухкомнатный кооператив стоил пять тысяч рублей, мы его 15 лет выплачивали), так вот эти деньги после визита уборщицы пропали. Мама сразу: а что милиция сказала, вы им звонили? Зубной техник проникновенно посмотрела маме в глаза и говорит: «Это ради сраных четырех тысяч мы будем ментов в дом пускать?!»

И тем не менее, и вот еще. . Моя подруга и сокурсница Маринка родила рано, первая из нас, так что детство ее сына Никиты пришлось на начало 70-х. Отец Маринки всю жизнь работал генеральным консулом СССР в Финляндии, в их доме, как говорится, отечественной ниточки не завалялось, так что возможности принарядить единственного внука были. И помню я, как бабушка и дедушка наряжают Никиту погулять во дворе: красные шортики, серая футболочка, красные кроссовочки, серые носочки, красное ведерко, серый совочек. Никита вышел, огляделся и… немедля бухнулся в единственную на весь двор лужу. Повели его домой, переодели: зеленые шортики, желтая футболочка, ну и так далее. Естественно, Никита тут же бухнулся в ту же лужу. Повели его домой и спрашивают: ну что теперь делать?! А он отвечает: а теперь ОДЕНЬТЕ МЕНЯ КАК ВСЕХ! Еле отыскали соответствующую его требованиям одежку, но нашли и переодели: синие сатиновые трусики, белая маечка без рукавов, черные сандалики… И счастливый Никита долго, спокойно и чистоплотно играл с детками, одетыми точно так же.

Всем нам постоянно и успешно промывали мозги. Соседка как-то возмущается: в детском садике, куда ходит ее младший сын, велели всем деткам на день рождения Ленина повесить на груди его портрет на красной ленточке, причем чтобы размеры были стандартные: портрет – пять см в диаметре, а ленточка – 50 см длиной. Возмущается она, но тут же добавляет: «Так у всех Ленины старые, противные, а мы вырезали портрет маленького, кудрявенького, хорошенького Ленина, НАШ ЛЕНИН БЫЛ ЛУЧШЕ ВСЕХ!»

Детский сад – колыбель человечества… Моя коллега сама очень высокая, и муж очень высокий, и ребенок у них с малолетства очень высокий, – но все они очень мирные люди. И вот когда их четырехлетний сын пошел в детский садик, то что ни день возвращался то с фингалом под глазом, то с царапиной во всю руку, то хромая, и все это – дело рук мальчика из их группы, Подопригоры. Они сначала пытались уговорить сына дать Подопригоре сдачи, но ребенок ни в какую: драться вообще не могу, а Подопригору боятся и дети из старших групп и даже воспитательницы. Тогда они пришли в садик днем, сразу после «тихого часа», чтобы уж наверняка застать рокового Подопригору. Детки сами одеваются, а воспитательница бежит откуда-то сверху, держа в руках пару старательно высушенных колготок. Наконец, из спальни неторопливо, вразвалочку выходит сам Подопригора – МАЛЮСЕНЬКАЯ КОЗЯВОЧКА, меньше всех в группе и раза в два мельче сына моей коллеги. Выходит, молча озирает окружающих (а воспитательница, льстиво заглядывая Подопригоре в глаза, подает ему сухие колготки), на мгновение останавливает тяжелый взгляд на моей коллеге с мужем… И эта пара родителей молча пятится и уходит. И больше никогда сыну советов не дает. Хотя почему-то Подопригора больше их сына не обижал.

Личность всегда проявляется. Знакомая поехала в Индию, в ашрам (уже после перестройки). Вроде вся такая духовная, однако чувство юмора никуда не девалось, вот и рассказывает: «Там все стремятся достичь состояния КУНДАЛИНИ, высвободить могучую сексуальную энергию. А на самом деле проще не бывает: покажешь на улице доллар, так вся толпа впадает в страшное неистовое кундалини!»

Незадолго до рождения сына мы «расширились» в своем же кооперативе: переехали в двухкомнатную квартирку вместо однокомнатной. Прежде там жила некто Галя – валютная проститутка, заодно приторговывающая валютой. И стали нас навещать разнообразные мужики – поодиночке и группами, – с вопросом, где же Галя. Я открывала дверь – дурная от бессонных ночей, взъерошенная, халат на груди протек молоком, – и автоматически монотонно зудела: «Галя отбывает срок в женской колонии номер такой-то, в Куйбышевской области». Однажды открываю – и обалдеваю: стоят рядком абсолютно роскошные красавцы-брюнеты в длинных кожаных пальто и длинных белых шарфах, держат огромный букет роз, шампанское и коробищу конфет и при этом поют чистейшим грузинским многоголосием: тари-тари-ят-та-тари-та… Позже я сообразила, что это был знаменитый вокальный ансамбль, да что уж теперь. Увидев меня, замолкают в растерянности. А я стою в дверях и долблю все то же: «Галя отбывает срок в женской колонии номер такой-то, в Куйбышевской области»… Ушли. А в другой раз у дверей стоял ма-аленький мужичок крайне северной народности в о-очень большой пыжиковой шапке и с о-очень широкой улыбкой (позже я сообразила, что это был знаменитый певец), я ему снова: «Галя, то-се, ля-ля-ля», а он мне: «А ТЕБЯ КАК ЗОВУТ?»
Вечером рассказываю мужу, а он мне рассудительно: «Понимаешь, МУЖИК ВЕДЬ УЖЕ ПРИШЕЛ!»

Наши соседи купили автомобиль, вроде «Жигули». Совсем другая жизнь, другой мир, другими людьми себя почувствовали. Решили на этой новой машине поехать отдыхать в Прибалтику, а потому попросили меня сшить чехол из огромного куска брезента. Я долго кроила, быстро сшила и даже отнесла в химчистку пропитать чем-то водоооталкивающим. Уехали соседи, через месяц вернулись и рассказывают: «Риммочка, так в этих кемпингах такие чехлы у людей, не представляете – красочные, разноцветные, нейлоновые, стеганые… но УКРАЛИ ТОЛЬКО ТВОЙ!»

Лето, жара в Москве кошмарная. Мне за сорок уже, национальность издалека видна. Тащу постельное белье в прачечную, две сумищи в двух руках. Навстречу мужик – пьяноватенький, но в себе. Спрашивает: «Девушка, а девушка!» – и я так сразу подтянулась вся в струночку и с улыбкой: «Простите, вы мне?» – «Ну а то. Это, что ли, улица академика Островитянова?» – «Ах, нет, это улица академика Арцымовича». Опечалился мужик и сам себе бормочет: «Ну я мудак, ну я НАШЕЛ, У КОГО СПРАШИВАТЬ…»

Еду в гости в жутко переполненном автобусе. Долго еду. Людей не вижу, слышу голоса впереди. Пожилой мужчина укоряет: “Как не стыдно, молодой, здоровый, сидишь, а женщина стоит, пожилая, тебе в матери годится!” Молодой голос отвечает: “А сам что тогда сидишь, матери место не уступишь?” Пауза. Пожилой, задумчиво: “Ничего, корова такая, постоит…”

В нашем кооперативе была заметная дворничиха – огромная, краснолицая, налитая водкой скифская баба; весь день величественно восседала на драном стуле у подъезда. Нашу семью уважала, поскольку у нас от праздника до праздника вечно оставалась недопитая гостями выпивка, которую мы ей в минуту ее жизни трудную скармливали. Однажды она так сидит и кричит мне: «Слышь… как тебя… Римк… подь сюда! У нас тут люди грят – мол, явреи, явреи… А я им – а знаете, грю, ЕСТЬ ТАКИЕ ЯВРЕИ, ЧТО ПОЧТИ ЧТО НЕ ХУЖЕЕ РУССКИХ!!!»
Ну, спасибо, родная, не побрезговала…

В эту же пору я в будни по вечерам сидела дома одна: мы с мужем брали отпуск по очереди и все лето пасли ребенка на даче. Вдруг прорвало кран. Вызываю сантехника. Приходит молодой, нарядный, быстро все чинит и… приглашает меня на завтра утром на пляж! Я ему честно докладываю, сколько мне лет и как я глубоко замужем, на что он мне так же честно отвечает: «А Я КАК БАЛЬЗАК – В ЛЮБВИ НЕРАЗБОРЧИВ!» Видимо, выражение моего разинутого рта было очевидным, так что парень счел нужным пояснить: «Мы в Бауманском институте народ начитанный!»

Один наш молодой сосед учился в театральном. Рассказывает, что после экзамена увидел своего профессора, замечательного артиста Олега Павловича Табакова и радостно приветствовал: «Здрасьте, АНТОН Палыч!» Табаков изогнул бровь: «Что это вы, друг мой?» Тот: «Ах, извините, это я историю чеховского театра сдавал!» Табаков ему спокойно замечает: «Счастье мое, что не историю партии…»

На площади между нашим домом и вьетнамским рестораном «Ханой» воздвигли единственный в мире памятник Хо Ши Мину (Хо Ши Мин завещал не строить ему памятники нигде и никогда, а если кто хочет увековечить его имя, то пусть строит больницу или детский дом, к примеру. Весь мир уважал это завещание, а Советский Союз, как всегда, наплевал). На огромной медной вертикально стоящей круглой тарелке высекли такое же круглое лицо вьетнамского вождя, а перед тарелкой поставили статую: в позе низкого старта приподнял голову в повязке вьетнамский крестьянин. Спрашиваю у работяг-каменщиков: это, вообще, кто? Отвечают: это Хо Ши Мин, а ПОД НИМ ЕГО РАБ!
Между прочим, в пору перестройки «Ханой» переименовали в «Рокки», но кухня осталась прежней и предлагала острую свинину с капустой и что-то вроде пельменей с той же свининой и той же капустой. Я подумала: интересно, если это в честь киношного боксера, то, что ли, морду бьют посетителям? Оказалось, там тайное казино, так что никакого мордобоя, а зато сплошные менты.

Знакомая поехала в Индию, в ашрам (уже после перестройки). Вроде вся такая духовная, однако чувство юмора никуда не девалось, вот и рассказывает: «Там все стремятся достичь состояния КУНДАЛИНИ, высвободить могучую сексуальную энергию. А на самом деле проще не бывает: покажешь на улице доллар, так вся толпа впадает в страшное неистовое кундалини!»

В нашем доме жили иногда герои и ветераны, но большей частью вдовы героев и ветеранов. Вот я как-то к такой соседке – вдове героя гражданской войны – захожу, а у нее над кроватью невероятная картина висит (огромная, тяжеленная, в золоченой раме): «Смерть Буденного». Лежит, значит, маршал Буденный в бязевом бельишке на железной кровати на веранде какой-то; марлевые занавесочки на окнах по ветру развеваются. Вокруг, понятное дело, толпятся прочие маршалы и генералы того времени. А ординарец Буденного ведет в поводу его ЛЮБИМОГО КОНЯ – прямо по веранде, к кровати… И тут соседка рассказала, как Буденному велели позировать для другой официальной картины, что он весьма не любил. Позировал Буденный сидя на стуле, а художник выбрал лошадку по фотографии, какая покрасивее, и дорисовал коня вместо стула. Принес картину маршалу на утверждение. Тот как глянул – и аж зашелся: «Ты, вражина, зачем меня на Климкину кобылу усадил?!» Поскольку Буденный лошадей помнил несравненно лучше, чем людей, то сразу распознал под собой боевую лошадку Климента Ворошилова… Вообще-то я на удивление хорошо знала всех своих соседей по подъезду: когда ввели продуктовые талоны на сахар, сигареты, водку, то меня выбрали ответственной. Я стала было отказываться, а соседки мне говорят: во-первых, у нас склероз, мы все перепутаем, а у вас пока склероза нет; во-вторых, мы тут все в ссоре, хотя и не помним, почему, но друг дружке все равно не доверяем, а вам пока доверяем. Вот я и отслеживала: раз в месяц ходила в ЖЭК за этими талонами; внимала дням рождения, как кому 16 исполнится – так сразу требую талоны на водку и сигареты (валюта! Две бутылки водки – машина навоза на дачу!). Так и задружилась со всеми.

Познакомилась я как-то с давнишним другом моей коллеги – натуральным разведчиком. Дома бурно делюсь с мужем впечатлениями: «Теперь он, конечно, старый и глухой, а был боевым таким шпионом, в него даже ТРИЖДЫ СТРЕЛЯЛИ В УПОР!» Муж, задумчиво: «Трижды? Вполне МОЖНО ОГЛОХНУТЬ…»

Стоим с мужем и кучей другого народу на автобусной остановке. Рядом стройка; весь забор облеплен объявлениями, написанными и напечатанными. Читаю: «Продается НАТУРАЛЬНОЕ пальто из ПОДКОТИКА».
Вообще после перестройки это был целый мир – объявления. Стали выходить целые газеты и журналы, наполненные только обьявлениями на непривычном русском языке. Например: «НЕПЕРЕБЕСИВШИЙСЯ ПОЛТИННИК ищет горячую девчонку». Значит, мужик пятидесяти лет сильно недогулял…

Я лично к медицине отношения не имею, однако обнаружила и поименовала два синдрома. Первый – «синдром Ноя»: человек что-то уникальное знает и умеет, может многим помочь, но не может остальных в этом убедить (того самого древнего Ноя вообще только жена и сыновья слушали, а более никто, и вот результат). Второй – «синдром Леб-ец»: по фамилии нашей участковой докторши. Она как только меня видела, сразу начинала неудержимо хохотать. Я еще ни слова не сказала, а она уже заливается. Может, каждый раз вспоминала мою старую шутку при нашем знакомстве?

Незабываемое. Моя подруга Наталья на девятом месяце беременности въехала в новый кооператив. Последний четырнадцатый этаж, на застекленную площадку перед лифтом выходят двери шести квартир, горы упаковок и коробок, лифт еще не работает, телефонов еще нет. И вдруг как-то утром Наталья почувствовала запах дыма. Открывает дверь на лестничную площадку – а там не продохнуть! Все соседи на работе. Бежит на балкон, мечется, кричит «Помогите!»… и вдруг молодой человек на тротуаре увидел ее и вроде как понял, что нужна помощь. ВБЕЖАЛ ПО ЛЕСТНИЦЕ НА ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ ЭТАЖ, ВЫБИЛ НОГАМИ СТЕКЛЯННЫЕ ДВЕРИ, ЗАТОПТАЛ ДЫМЯЩИЕСЯ КОРОБКИ, ВЫСАДИЛ ДВЕРЬ В ЕЕ КВАРТИРУ, ВЫБЕЖАЛ НА БАЛКОН, ПОДХВАТИЛ, ОТНЕС В КОМНАТУ. Дал водички попить, спросил, не вызвать ли врача, узнал рабочий телефон мужа, чтобы ему сообщить. Извините, говорит, если вы в порядке, то я побегу, а то у меня утренний спектакль в цирке. И только после его ухода Наталья сообразила, что это был великолепный, потрясающий, разнообразно талантливый артист цирка Леонид Енгибаров. Конечно, она бы его по цирковым представлениям не узнала – он же был на арене в клоунском гриме, – но, на наше счастье, Леонид и в кино снимался, в частности, в гениальном фильме «Тени забытых предков», там он без грима совсем. Он там играет глухонемого пастуха, который жестами говорит больше и нужнее, чем все слышащие…

Многое теперь нужно объяснять тем, кто не застал тогдашние времена, и поэтому им вовсе не смешно и вообще непонятно. Мы, к примеру, считали необычайно остроумным то, что сокурсника мужа ЕГОРОВА все называли КАНТАРИЯ, поскольку символом окончания Великой Отечественной войны стал миг, когда красноармейцы Егоров и Кантария водрузили знамя Победы над рейхстагом. Это теперь уже неизвестно, кто водрузил и что водрузил, а тогда все точно знали и потому так шутили.

А вот еще своеобразная шутка того времени. В агитбригаде и в компании моего брата все были страшно музыкальными, кроме одной девочки Нинки, у которой просто на удивление не было ни слуха, ни голоса. Поэтому ее прозвали КЛАШКОЙ, в честь знаменпитой и любимой в поколении наших родителей певицы Клавдии Шульженко.

Цивилизованный мир постепенно становится все более схожим в разных странах. Так, Женя, приятель и одноклассник моего брата, человек яркий и талантливый, мог читать только то, что ему интересно, а более ничего. Я однажды видела, какую толстую книжку Женя с упоением читал в дачной электричке – о том, как делали дамасскую сталь. Оказывается, это было невероятно трудоемким и времяемким делом: вытягивают пару-тройку сотен тонких стальных проволок, а потом их холодным молотом сковывают все вместе и расковывают в плоскую пластину – будущий меч. Поэтому на дамасской стали под определенным углом света видно как бы кружево… В США это сочли бы расстройством под названием «дефицит внимания», а в СССР учителя говорили, что Женя ленится. С трудом он окончил школу и с радостью пошел рабочим на опытное производство в серьезном НИИ. Деньги получал тоже серьезные: допустим, он полгода вытачивал какую-нибудь одну-единственную деталь для какого-нибудь синхрофазотрона, но это была уникальная, дорогущая, единственная в мире деталь. И вот Женя женился; жена – учительница, а потому потребовала, чтобы он продолжил образование. Закончил он техникум и стал бригадиром; зарплата уменьшилась вдвое. Жена Жени продолжала давить, пока не поняла, что став инженером, он совсем обнищает. И тут грянула перестройка! Женя открыл свой личный малый бизнес: вскрывал разнообразные двери и дверцы по вызову тех, кто потерял ключи. Я ласково называла его «медвежатником». Напророчила… Однажды Женю срочно вызвали в недавно открывшийся банк, один из крупнейших в России. Они за безумные деньги купили швейцарскую сейфовую комнату, «вольт»: стены – из базуки не прошибить; дверь в полметра толщиной, между двумя дюймовыми стальными листами напичкана тончайшей электроникой, ездит по полукруглым рельсам. Гарантия, само собой, бешеная. Естественно, бухгалтерша с помощницей там с непривычки захлопнулись, а электронику заклинило, не открывается никак. Воздуха внутри – на четыре часа. А дальше пошло прямо как у О’Генри, только без печали. Президент умоляет Женю: откроешь за четыре часа – заплачу две тысячи долларов. Женя пару минут поковырялся в этом хозяйстве и легким движением руки дверь распахнул. Наружу вывалились досмерти напуганные женщины, заранее задыхаясь. Президент начал Женю обнимать и благодарить – и вдруг остановился: «Слушай, мужик, – говорит, – а ты можешь еще раз открыть вот так вот? Я запишу на видео и слуплю с этих швейцаров наглых столько, что банку на год хватит, а тебе заплачу десять тысяч». Так и сделали: сбегали в ближайший магазин, купили видеокамеру, бухгалтерша с помощницей, тяжело вздыхая, влезли обратно и захлопнулись, Женя вновь слегка поковырялся и торжественно распахнул дверь эту тяжеленную и величественно принял заграничные наличные. Стал знаменитым, купил дачу и жил как цивилизованный бизнесмен, а также талантливый законопослушный медвежатник.

Папа дружествовал с замечательной Еленой Сергеевной В. – математиком, профессором, ученым, писательницей и вообще умнейшим и остроумнейшим человеком. Однажды во времена яростной борьбы с космополитизмом (тоже, поди, не все нынче знают, с кем это боролись) на лекцию к Елене Сергеевне явился партийный проверяющий и через несколько минут злобно спросил: «А чего это вы список пишете не с русскими а, б, в, а с латинскими буквами?!» Елена Сергеевна мгновенно ответила: «Это еще что, вот я сейчас буду писать АРАБСКИЕ ЦИФРЫ!»

Познакомились мы с мужем на даче с соседкой по имени Белла Иосифовна, умницей и «очей очарованье», несмотря на возраст. Высокая, статная, жгуче-черноглазая, она нам рассказывала, что совсем юной вышла замуж за инженера-строителя, родом армянина, а таковые немногочисленные специалисты высоко ценились советской властью во времена начала индустриализации. Для инженерских жен тоже часто устраивали какие-нибудь мероприятия или давали ответственные задания. И вот однажды должен был быть какой-то грандиозный митинг на Красной площади, а на трибуне стояли все советские вожди во главе со Сталиным. Самой красивой инженерской жене Беллочке выпала честь поднести букет именно Сталину. Взбежала она на трибуну и… чуть не расплакалась: мелкий вождь не доходил ей и до плеча; глаза узкие, желтые; лицо грубое, пористое, рябое от оспы; рука сухая, нога хромая… Я, говорит, по молодости ужасно хотела к видному собой наркому Молотову поближе оказаться, но вот не дали, подсунули противного этого Сталина. Ну, ничего, говорит, так тоже неплохо получилось: мужа-инженера не посадили, сын стал знаменитым академиком, внуки то ли в Гарварде учились, то ли в Оксфорде… Я спрашиваю, причем тут Сталин и Молотов? А Белла Иосифовна мне отвечает: «Ну, одно удовольствие в жизни пропустила – с Молотовым не познакомилась!»

А как творчески выкручивались! Я работала летом в детском компьютерном лагере от Юнеско, а моим ассистентом был Дима, очень талантливый второкурсник из МИФИ. Приезжаем в лагерь; бухгалтерша объявляет, что назавтра все студенты должны принести ксерокопию студенческого билета, не то придется платить налоги с зарплаты. А Дима, как на грех, забыл студбилет дома. Но не сдался: вечером после занятий пришли мы в компьютерный класс, болельщики тоже собрались, – и Дима, отсканировав чужой студбилет (другой город, другой вуз, другой студент и другой декан) и свою фотографию, сварганил из них идеальное изображение якобы своего студбилета, тончайше уделал подпись декана и даже печать МИФИ, распечатал – ну прелесть. И наутро отдал бухгалтерше, пока остальные стояли в очередь на ксерокопирование своих истинных документов. Возвращается бухгалтерша из города, вся кипит: ксерокс в лагере ужасный, у вас у всех сплошная грязь и чернота вместо копий, вот ТОЛЬКО У ДИМЫ ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ КОПИЯ, ВОТ ОН И НЕ БУДЕТ ПЛАТИТЬ НАЛОГИ, а вы все будете!

Жена младшего моего братика имеет огромный – и успешный! – опыт организации ремонтов в квартирах. Так вот она говорит, что главное – это помнить: ВСЕ СВОЛОЧИ!

Муж защитил диссертацию, готовимся к банкету. Времена андроповские, безалкогольные. Входим в винный подвальчик, тащим чемоданчики и сумку на колесиках. За прилавком здоровенная халда в грязном белом халате (продавщица), по бокам ее два мелких тощих испитых мужичка в грязных синих халатах (грузчики). Халда спрашивает нас презрительно: «Ну, чего берем, водички сладкой, что ли?» Мужички льстиво подхихикивают. Муж, как всегда, с отменной вежливостью разворачивает спич: «Будьте добры, нам, пожалуйста, десять бутылок молдавского коньяку, десять бутылок сухого или полусухого белого болгарского, десять бутылок полусладкого красного грузинского и водки…» Прерывается, обращаясь ко мне: «Может, возьмем «андроповку», все-таки подешевле? Витя именно ее ставил на своем банкете!» Я, возмущенно: «Нет уж, берем подороже: про Витю твои коллеги скажут, что он просто жадный, а про тебя – что у тебя жена жидовка!» Тогда муж вновь обращается к продавщице, продолжая: «…и, окажите любезность, десять бутылок вот этой водки, что подороже!» Во все время его спича халда и ее мужички постепенно вытягивались по стойке «смирно» и верноподданно ели нас глазами. Единожды в жизни нашей…
А водку-то, между прочим, мы зря брали: во-первых, ее сразу всю выпили, а пока не выпили, никакого другого алкоголя и не пробовали, а во-вторых, под водку сразу скушали весь форшмак из селедки, а потом уже просто мели все подряд, не замечая моих кулинарных изысков типа телятины «под шубой».

О дурном влиянии по части алкоголя. Попала я как-то в о-очень приличный ресторан в о-очень приличной компании, заказавшей о-очень приличное шампанское, называется какой-то там «Брют». Совершенно сухой, собака. Ужасная кислятина. Все сидят, чинно полизывают бокалы свои, неторопливо беседуют. Я тихонько прошу официанта принести сахарницу; он удивляется, но приносит. Беру я оттуда ЧУТЬ НЕ ПЯТЬ КУСКОВ РАФИНАДА, ПЛЮХАЮ В БОКАЛ И РАЗМЕШИВАЮ. Здорово! пузырики! А на вкус – прелесть как славно. Ну, думаю, сейчас меня отсюда попросят… И вдруг все-все протянули руки к моей сахарнице, наплюхали рафинад к себе в бокалы и и стали открыто наслаждаться!